НИ ЗНАХАРСТВО, НИ БЛАГОДАТЬ БОГА
В БОЛЕЗНИ НЕ ПОДМОГА
Нашла на деревню оспа-зараза.
Вопит деревня. Потеряла разум.
Смерть деревню косит и косит.
Сёла хотят разобраться в вопросе.
Ванька дурак сказал сразу:
«Дело ясное — оно не без сглазу.
Ты вокруг коровы пегой
возьми и на ножке одной побегай
да громко кричи больного имя.
Заразу — как рукой снимет».
Прыгают — орут, аж волдыри в горле.
А люди мерли, мерли и мерли.
Тогда говорит Данила Балда:
«Средство есть — наговорная вода.
Положите, — говорит, — в воду уголёчек
и сплевывайте сквозь губы уголочек».
Пока заговаривали воду,
перемёрло еще с десяток народу.
Собрались снова всей деревней.
Выжил из ума Никифор древний,
говорит: «Хорошее средство есть —
ходите по улице и колотите в жесть.
Пусть бабы разденутся да голосили чтобы —
в момент не будет и следа от хворобы».
Забегали. Резвей, чем в прошлые разы,
бьют в кастрюли, гремят в тазы —
выгоняют, значит, оспяного духа.
Да оспа оказалась бабой без слуха.
Пока гремели — человек до ста
провезли из села в направлении погоста.
Тогда бабы вспомнили о боженьке,
повалились господу-богу в ноженьки.
Молятся, крестятся да кадилом кадят.
А оспа душит людей, как котят.
Только поп за свои молебны
чуть не весь пережрал урожай хлебный.
Был бы всей деревне капут,
да случай счастливый представился тут:
Балды Данилы умный отпрыск —
красноармеец Иванов вернулся в отпуск.
Служил Иванов в полку, в лазарете,
все переглядел болезни эти.
Знахарей разогнал саженей за сто,
получил по шеям и поп кудластый.
Как гаркнет по-военному во весь рот:
«Смирно!
Протяните
руки вперед!»
В руке Иванова ножичек блеснул,
поцарапал руку да из пузыречка плеснул.
«Готово, — говорит. — Оспа привилась.
Верьте в медицину, а не в божью милость».
Загудело веселье над каждым из дворов.
Каждый весел. Каждый здоров.
Вывод тот, что во время болезней
доктора и попов, и суеверий, и вер полезней.
Да еще, чем хлестать самогон без просыпу,
наймите фельдшера и привейте оспу.
ТОВАРИЩИ КРЕСТЬЯНЕ, ВДУМАЙТЕСЬ РАЗ ХОТЬ -
ЗАЧЕМ КРЕСТЬЯНИНУ СПРАВЛЯТЬ ПАСХУ?
Если вправду был Христос чадолюбивый,
если в небе был всевидящий бог, —
почему вам помещики чесали гривы?
Почему давил помещичий сапог?
Или только помещикам и пашни и лес?
Или блюдет Христос лишь помещичий интерес?
Сколько лет крестьянин крестился истов,
а землю получил не от бога, а от коммунистов!
Если у Христа не только волос долгий,
но и ум у Христа всемогущий, —
почему допущен голод на Волге?
Чтобы вас переселять в райские кущи?
Или только затем ему ладан курится,
чтобы у богатого в супе плавала курица?
Не Христос помог — советская власть.
Чего ж Христу поклоны класть?
Почему этот самый бог тройной
на войну не послал вселюбящего Христа?
Почему истреблял крестьян войной,
кровью крестьянскою поля исхлестал?
Или Христу — не до крестьянского рева?
Христу дороже спокойствие царево?
Крестьяне Христу молились веками,
а война не им остановлена, а большевиками.
Понятно — пасха блюдется попами.
Не зря обивают попы пороги.
Но вы из сердца вырвите память,
память об ихнем — злом боге.
Русь, разогнись, наконец, богомолица!
Чем праздновать чепуху разную,
рождество и воскресенье Коммуны-вольницы
всем крестьянским сердцем отпразднуем!
ПРО ТИТА И ВАНЬКУ. СЛУЧАЙ,
ПОКАЗЫВАЮЩИЙ, ЧТО БЕЗБОЖНИКУ МНОГО ЛУЧШЕ
Жил Тит. Таких много!
Вся надежда у него на господа-бога.
Был Тит, как колода, глуп.
Пока не станет плечам горячо,
машет Тит со лба на пуп
да с правого на левое плечо.
Иной раз досадно даже.
Говоришь: «Чем тыкать фигой в пуп —
дрова коли! Наколол бы сажень,
а то и целый куб».
Но сколько на Тита ни ори,
Тит не слушает слов:
чешет Тит языком тропари
да «Часослов».
Раз у Тита в поле
гроза закуролесила чересчур люто.
А Тит говорит: «В господней воле…
Помолюсь, попрошу своего Илью-то».
Послушал молитву Тита Илья
да как вдарит по всем по Титовым жильям!
И осталось у Тита — крещеная башка
да от избы углей полтора мешка.
Обнищал Тит: проселки месит пятой.
Не помогли ни бог-отец, ни сын, ни дух святой.
А Иванов Ваня — другого сорта:
не верит ни в бога, ни в чёрта.
Товарищи у Ваньки —
сплошь одни агрономы да механики.
Чем Илье молиться круглый год,
Ванька взял и провел громоотвод.
Гремит Илья, молнии лья,
а не может перейти Иванов порог.
При громоотводе — бессилен сам Илья
пророк.
Ударит молния Ваньке в шпиль —
и хвост в землю прячет куце.
А у Иванова — даже не тронулась пыль!
Сидит и хлещет чаи с блюдца.
Вывод сам лезет в дверь
(не надо голову ломать в муке):
крестьянин, ни в какого бога не верь, а верь науке.